«Вагнер» - кровавый ринг - Лев Владимирович Трапезников
— Я же связист, и моя задача связывать вас. Вот я и связал вас!
Дело все в том, что фронтовики обычно молчат. Даже в своем кругу не принято говорить о войне. И то, что здесь выложено в книге, об этом они навряд ли бы рассказали даже каким-нибудь журналистам с федеральных, центральных каналов страны. Тем более что, если и берут журналисты интервью у ветеранов, как я заметил, то стараются спросить о самых глупейших вещах, и тогда не каждый ветеран еще знает, что отвечать… Часто журналистам не факты нужны, а восторженность, и восторженность какая-то по-детски наивная, что не вяжется совершенно с военной действительностью. Каналы даже не просят, а уже как бы вводят ветерана в ту схему, где ему заготовлены вопросы, на которые он должен ответить именно так, чтобы не вырезали их. И от всего этого несет наигранным патриотизмом, только вот патриотизмом по отношению к чему? Об этом немного попозже напишу.
А как начали рассказывать свои истории ветераны для книги? Пришел я к Максу, к Воробьеву Максиму Александровичу, который здесь в книге свою историю поведал. Макс в прошлом сотрудник ГРУ, воевал, причем не только на спецоперации на Донбассе. У него большой военный путь. Я и сказал Максу, что надо рассказать правду людям, иначе за нас враги наши расскажут, или проходимцы всякие говорить за нас будут и такого расскажут, что мы просто обалдеем. «За нас некому говорить, и пусть пока не все расскажем и расскажем не очень-то умело, но начнем говорить, а затем и другие за нами подтянутся и будут рассказывать о “Вагнере”, об истории войны, и изучать начнут ученые все это…» — так и сказал ему, на что он покивал мне мудрой головой, и… Начал я с этого вливать истории бойцов в текст книги.
Кстати, а теперь вернемся к интервью и ветеранам. Так почему ветераны теряются перед камерой? А потому, что вопросов от журналистов не понимают, не понимают вопросов от всего общества к ним. Им задает, к примеру, вопрос корреспондент: «Почему вы пошли на войну, на спецоперацию?» И этот вопрос выводит из себя ветерана, ставит его в тупик. «Так война же началась, и наше дело пойти на эту войну защищать интересы страны», — думает ветеран и удивляется такому неразумному вопросу к нему. Да, странный вопрос, как я тоже считаю. Здесь уместнее было бы спросить некоторым восторженным людям: «А почему вы не пошли на войну?» Для категории ветеранов-добровольцев вопрос войны, когда страна проливает где-то кровь, стоит только в том, когда пойти (?) и в какое подразделение (?). Других вопросов у добровольца нет.
Добровольцы — это активнейшая часть общества, которая не стоит в стороне в трудные времена для страны. И беречь их нужно, и лелеять уже потому, что этих людей в случае чего заставлять не надо: ликвидировать аварию в Чернобыле каком-либо, или же спасать людей от наводнения, или же проявить мужество в спасении утопающего, или при тушении пожара. Их не надо заставлять или убеждать в том, что следует проявить инициативу. То же самое война. Видит критическую ситуацию такой активный, небезучастный к судьбам общества и страны человек, и он идет спасать положение потому, что так воспитан, и потому, что что-то там внутри его говорит: «Поднимайся и иди, больше некому», — такое чувство внутри у него, у добровольца. Добровольцы — это потенциал страны, это ее золотой фонд, это те вожаки, что в критической ситуации выходят вперед для отражения удара. Вожак — это не говорливый мужик, который руками машет и бьет себя в грудь, вожак проявляется в критической ситуации. В то время, когда страна может быть обескуражена угрозами или действиями противника, эти люди не растеряются, они мобилизуются быстро, качественно, находя в сложной ситуации таких же, как они сами.
Не надо человеку, принадлежащему к воинской касте по природе своей, задавать таких вопросов… Все равно не поймете его. Понять воина может только такой же воин или философ. Для остальных война — это странность, отсюда и интерес: «А вам заплатили?» Обыватель рассуждает категорией «сколько заплачено» и категорией «заставили, призвали». Воин и философ же рассуждают в другой плоскости. Воин руководствуется долгом, стремлением к славе, доблести, к наградам, он желает заставить других уважать себя, пусть даже с помощью своего меча. Деньги же для воина важны, но только как добыча, как военная награда. Так было всегда, так было у военных дружин князя Олега, князя Святослава, так было у офицеров из суворовских полков, так было у древних римлян и греков, так было у древних германцев и среди военной касты восточных народов. Так есть и сейчас. Потому вопрос о том, почему воин идет воевать, глуп сам по себе.
Философ же также решает этот вопрос просто. Философ ведет войну ради познания окружающего его мира, ради познания сути людей, сути человеческих сообществ, он через войну познает политику и стоимость жизни в большом политическом процессе. Салтан, Виктор Иванович, Леонид, Макс и Федор, герои этой книги и другие — они все воины, и знали бы вы, что они прошли все в жизни… У многих из них жизнь — это череда сражений с врагами страны, сражений, которые прерываются на недолгий срок отпусков или вынужденного ухода из армии, но потом они снова и снова возвращаются в мир опасностей. Вы говорите — деньги. Однако попробуйте даже за большие деньги заставить работать героев моей книги на иностранную армию или иностранное государство… Не получится. Они служат только интересам нашего народа, интересам нашей страны. В вопросах служения интересам страны это принципиальнейшие люди. Есть у меня знакомый один хороший, мой соратник по убеждениям, а зовут его Михаил Смирнов. Так вот, Михаил Смирнов был одним из защитников Верховного Совета в 1993 году. Он рассказал мне вот такую историю:
— Один раз я рассказывал в одном обществе, как это было тогда с Верховным Советом, когда я его защищал в 1993 году. Выслушав меня, вся
